Бархатная смерть - Страница 81

У Евы было предчувствие, что вероятность по Бебе Петрелли с учетом всех данных будет высока. Но…

Она резко остановилась, увидев Бенедикта Форреста у входа в свой «загон». О господи! Стоит ей отлучиться хоть на минуту, как ее уже ждет кто-то из гражданских.

Форрест бросился к ней навстречу.

– Лейтенант Даллас, мне надо с вами поговорить.

Поскольку Ева была не прочь провести с ним раунд, она сделала приглашающий жест рукой:

– Давайте поговорим у меня в кабинете.

Ева пошла вперед, но по дороге перехватила взгляд Пибоди и, заметив блеск в этом взгляде, пропустила Бена вперед.

– Проходите, – Ева указала рукой на дверь своего кабинета, – я сейчас. Одну минуту.

Огибая столы, она подошла к Пибоди.

– Что у тебя?

– Чарльз с Луизой женятся!

– Знаю. Ты успела…

– Я знаю, что ты знаешь, потому что Чарльз только что мне сказал, что он тебе сказал. А ты мне не сказала. Целое утро прошло, а ты – ни словечка!

– Мне и без этого было о чем подумать.

– Но это же грандиозная новость! – Пибоди буквально подпрыгивала на стуле, и Ева подумала: что такое есть в свадьбах, из-за чего взрослые, вроде бы разумные женщины начинают скакать? – Это же супер-супер! И он сказал, что отказался от лицензии компаньона, и что он открывает собственную практику, и у них будет свадьба в вашем доме через пару месяцев, и…

– О черт, Пибоди, меня в кабинете ждет человек, связанный с делом об убийстве. Может, отложим разговор о свадьбах до другого раза?

– Но это же так мило! И так романтично.

Ева наклонилась над столом.

– Я вам запрещаю сидеть и мечтать о свадьбах за рабочим столом, детектив. Только не в моем «загоне». Разве что после того, как вам позвонит Ава Эндерс и продиктует полное признание. И еще: слова «мило» и «романтично» не должны срываться с ваших губ в моем присутствии, если только они не пронизаны – или как там это называется? – пропитаны сарказмом. А теперь докладывай.

– Да ну тебя. Зануда!

– Для вас, детектив, лейтенант Зануда. Итак, Нина Коэн.

– Насколько ей известно, Петрелли не покидала свой дом в ночь убийства. Но она уверяет, что Петрелли никогда не выходит из дому после полуночи, так что она просто предположила, что и в ту ночь было то же самое. – Пибоди выразительно взглянула на часы. – Скоро-скоро тебе придется расстаться с двадцаткой. Ты мне должна, не забыла?

– Это мы еще поглядим, кто кому двадцатку задолжал, – предупредила Ева и отправилась в кабинет.

Бен ходил взад-вперед. Ева даже из-за двери слышала, как топают его ноги по ее истертому полу. Впрочем, она и сама частенько ходила взад-вперед, когда ее что-то беспокоило.

– Извините, что заставила вас ждать, – сказала она, входя. – Садитесь.

– Вы подозреваете Аву?

Ева закрыла за собой дверь. С закрытой дверью ее кабинет превращался в спичечный коробок, но так хоть можно было поговорить с глазу на глаз.

– Есть у меня такая привычка: видеть в людях подозреваемых.

– Но если вы тратите время, подозревая человека, который никоим образом не мог убить моего дядю, значит, вы не подозреваете человека, который его действительно убил. – Бен обхватил голову руками. – Леопольд Уолш рассказал мне, что вы приходили и расспрашивали о ней. Он уже склонен верить, что вы правы, и счел своим долгом меня предупредить. Будто она может удушить меня в собственной постели или что-то в этом роде. Безумие какое-то!

– Ваш дядя был очень богатым человеком. Теперь она стала гораздо богаче, чем была при его жизни.

– Я тоже. Если все считать в проклятых долларах и центах, я стал гораздо богаче.

– Доллары и центы являются старым добрым, хорошо испытанным мотивом убийства.

– Да ее в стране не было! – взорвался Форрест. – А теперь вы затребовали досье персонала и добровольцев, женщин, чьи дети участвуют в наших программах. Боже милостивый!

Ева присела на краешек своего стола.

– А вы так страстно ее защищаете…

– Я – единственный, кто у нее остался. Единственный близкий родственник. – Он принялся тереть виски, словно у него болела голова. – Дядя Томми хотел бы, чтобы я о ней позаботился, поддержал ее и – вы чертовски правы! – защитил ее.

– У меня сложилось впечатление, что раньше вы с Авой не были так близки.

– Как я уже сказал… – и голос, и красивые зеленовато-ореховые глаза Бена стали ледяными, – я ее единственный родственник.

– И на двоих вы владеете чуть ли не всеми акциями «Всемирного спорта Эндерса». Я полагаю, подобные вещи сближают людей, – как ни в чем не бывало продолжила Ева.

Лед растаял так быстро, так мгновенно превратился в полыхнувшее пламя, что Ева даже удивилась, как Бен удержался на ногах.

– Это… это омерзительный и гнусный намек.

– Ну почему же, вы здоровый одинокий мужчина. Она привлекательная женщина.

– Она – жена моего дяди. Его вдова. Боже, неужели у вас такие низменные мысли? Вы что, все всегда превращаете в непристойность и безобразие?

– Не я, убийство все превращает в непристойность и безобразие, мистер Форрест. И у вас, и у Авы прочное, надежное алиби. Это даже подозрительно, что у вас обоих такое надежное алиби.

– Почему же? Ава отправилась на отдых, который давным-давно планировала, а мне просто повезло. Да что с вами такое? Хотите бить в меня? Пожалуйста. Но я не допущу, чтобы вы метили в нее. Только не сейчас, когда она так страдает.

– Она знает, что вы здесь? – невозмутимо осведомилась Ева.

– Конечно, нет! Неужели вы думаете, что я сказал ей, что вы ее подозреваете? Что стану усугублять ее состояние?

– Отлично! А теперь давайте сделаем шаг назад. Опишите мне ваши отношения с Авой до смерти вашего дяди. – Ева подняла руку, не давая ему заговорить. – Не морочьте мне голову, Бен. Если мне придется распутывать вашу ложь, это только затянет следствие. Не тратьте мое время зря. Вы же хотите, чтобы убийца вашего дяди был пойман? Чтобы справедливость восторжествовала?